понедельник, 30 января 2012 г.

Не убивай (часть 2)

Часть II
Уже во второй половине дня вместе с Томасом они добрались до Вюрцбурга. Поплутав час на такси вдоль автобана, они нашли аккуратный домик дяди Розенберга. Полковник нажал кнопку звонка. Молчание.
– Сколько ему лет? – поинтересовался Томас.
– Девяносто шесть, – буркнул Дукс.
– Ду бист шванц, – злобно процедил Томас. – Пойдем.
– Подожди.
Они посидели минут десять на крылечке, болтая ногами. Тишину наконец-то прервал щелчок и хриплый кашель. Старческий трескучий голос протяжно на «о» произнес:
– Розенберг.
– Это сосед с улицы Кирова, – проблеял Полковник моложавым голосом по-русски. – Я из деревни.
– Я тебе говорил, сам ты шванц, –  широчайшей счастливой улыбкой осклабился Дукс, обратившись к Томасу.
Наконец-то из полутемного коридора появился онкедь Розенберг.
– Рона!
От радости Дукс так крепко обнял дядю Розенберга, что у того что-то сильно хрустнуло и перехватило дыхание.
– Рона, ты всегда был засранец.
Полковник понял, что онкель Розенберг, во-первых, ни шиша не видит, и во-вторых, что его единственная идентификация – это Рона. Поэтому Дукс решил не рассеивать аллюзии. В детстве Рона был светлой головой, с чувством юмора, творческой личностью. Он был первым в деревне, кто стал поедать мясо сусликов, живших у него за огородом. Рона вывел грызунов, потчуя соседей втемную. Однажды поздно ночью он пришел весь в крови.  Лилька, увидев его в свете луны, остолбенела:
– Я человека убил, – сказал Рона.
Она рухнула в обморок.

Не убивай (часть 1)

Часть I
Всю ночь Вену омывал холодный майский дождь и затих только ранним утром. 
Герхард Бреннер вез небольшой чемоданчик на колёсиках, в руке он держал объемный портфель.
– Гутен морген.
Пожилой наёмный водитель открыл багажник, положил туда чемодан, затем хотел туда же положить кофр.
– Нет, не надо, спасибо.
Герхард, положив портфель на свои худые колени, уселся рядом с водителем.
Тёмный универсал «Фольксваген» медленно ехал по односторонним улочкам старой Вены, мимо дворца Хофбург, бывшей резиденции Габсбургов, третьему кольцу, затем резво двинулся в аэропорт Вена Швехат.
Герхард Бреннер, тридцатидевятилетний продюсер, занимался крупным бизнесом. Он был холост, и если кого-то и слушал, то только свою мать. Матушка Герхарда, Евгелина Августа фон Трапп, пятидесятисемилетняя цветущая женщина с особенной редчайшей красотой, унаследовала от своего покойного мужа пятьдесят миллионов шиллингов, когда единственному наследнику было два года. Всю свою жизнь мать увеличивала капитал всеми возможными способами, и даже с учётом инфляции ей удалось это сделать многократно.
Их обоих объединяла всепоглощающая алчность, и если существуют приличествующие границы, они бы их давным-давно перешли. Герхард несколько раз спрашивал у матери об отце и о темной истории его смерти, а также о происхождении этого капитала, но мать отмалчивалась или неудачно отшучивалась, и со временем он перестал поднимать эту тему.
До самого аэропорта пассажир не проронил ни слова, и только в конце поездки прозвучало сухое:
– Данке.
Герхард добрался до зала ожидания, поправил серый клетчатый мятый костюм и уселся недалеко от стойки, поблескивая толстыми очками. Зал постепенно наполнялся. Он не заметил, что в толпе за ним независимо друг от друга наблюдали два человека.